Социологическое развитие идеи времени

Гипотеза Гюйо, гласящая, что первоначальный источник человеческой идеи времени лежал в накоплении ощущений, то образовывало внутреннюю перспективу, направленную в будущее, подкрепляется современным мнением антропологов, что огромное развитие лобных долей мозга Homo sapiens может быть тесно связано с его растущей способностью приспособления к будущим событиям, ибо, хотя неандерталец мог обнаружить некоторый элементарный интерес к будущему, так как неандертальцы, по-видимому, хоронили умерших, возникновение современного человека было 2 связано с резко возросшей тенденцией смотреть вперед. Принципиальное доказательство заключается в быстром развитии орудий, которые в отличие от примитивных топоров (handaxes) неандертальцев были использованы для создания широкого ассортимента других орудий (зазубренных гарпунов, крючков для рыбной ловли, иголок с ушком и т. д.) для использования в будущем.

Жизненно важным шагом в развитии человеческого понимания времени было открытие того, что эту устремленную вперед перспективу можно рассматривать ретроспективно: в течение нашей жизни в нашем уме образуется некоторый осадок того, что первоначально присутствовало в наших мыслях и чувствах. Постепенное развитие связной памяти, так же как связной мысли, вероятно, было тесно связано с переходом от эвокатив-ной «речи», направленной в будущее, к дескриптивной «речи», направленной в прошлое. Это зависело от узнавания человеком долго существующих вещей, которым можно было дать имена, что должно было представлять в высшей степени трудный шаг.

Гипотеза, согласно той доисторическое развитие идеи времени было тесно связано с развитием языка, подкрепляется тем фактом, что хотя время первоначально рассматривалось в терминах п р1остранственного воображения, производного от зрения 1, оно в действительности гораздо более тесно связано со слухом, играющим принципиальную роль в развитии речи. Фундаментальным как для времени, так и для речи, особенно для первобытной речи, является ритм. Ритм представляет собой повторение, функция того заключается в закреплении того, что должно быть выявлено. Более того, в нем проявляется естественная тенденция к кинестетической стимуляции самосохранения. Все это можно объяснить тем, что нервная система сама находится в состоянии ожидания и поэтому готова к соответствующему разряду в нужный момент. Высоко развитое чувство ритма дает племени возможность функционировать с четкостью слаженного механизма как на войне, так и на охоте.

У первобытного человека интуиция времени обусловливалась скорее его чувством ритма, чем идеей непрерывной последовательности. Имелось не отчетливое чувство самого времени, а только некоторые временные ассоциации, которые разделяли время на интервалы, подобные тактовым чертам в музыке. Оказывается, что даже с возникновением цивилизации первостепенная важность придается скорее одновременности, чем последовательности. Определенные религиозные и жертвенные акты совершались при особых обстоятельствах, часто связанных с определенными фазами Луны или с солнцестояниями, и только при этих обстоятельствах. Даже в средневековой Европе первые шаги в развитии механических часов, по-видимому, были вызваны скорее потребностью монастырей в точном определении часа, когда должны были происходить различные религиозные службы, чем каким-то желанием регистрировать ход времени.

Действительно, долгое время аспектами времени, которые имели основное значение для человеческого ума, были не длительность, направленность и необратимость, а повторяемость и одновременность. Они были присущими особенностями так называемого «мифического времени». В первобытной мысли мы находим бесчисленные примеры веры в то, что объект или действие «реальны» только постольку, поскольку они имитируют или повторяют идеальный прототип. Следовательно, мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией, что при своем первом сознательном осмыслении времени человек инстинктивно пытался превзойти или устранить время. В частности, каждая ритуальная жертва считалась повторением первоначальной божественной жертвы и совпадала с ней. Как было отображено Мирчей Элиаде на многочисленных примерах, жизнь древнего человека характеризовалась повторениями архетипных актов и непрерывной репетицией 'одних и тех же изначальных мифов,2 так что он стремился жить в непрерывном настоящем.

Этот взгляд был подкреплен недавними попытками истолковать культурные особенности древних цивилизаций. к примеру, объясняя присущие явления староегипетской цивилизации — обожествление фараона, его захоронение в пирамиде, захоронение кошек и собак, мумификация умерших, — Генри Франкфорт отверг взгляд Шпенглера, что египетская цивилизация была воплощением сознательного отношения к будущему, и вместо этого пришел к значительно более, как я считаю, правдоподобному выводу, что египтяне имели очень слабое историческое чувство или чувство прошлого и будущего. «Ибо они представляли мир существенно статичным и неизменным. Он вышел полностью Готовым из рук творца. Исторические события были, следовательно, не чем иным, как поверхностными нарушениями установленного порядка или повторяющимися событиями никогда не изменяющегося значения. Прошлое и будущее — отнюдь не имеющие самостоятельного интереса — полностью подразумевались в настоящем; и... обожествление животных и королей, пирамиды, мумификация, а также несколько других на вид не связанных друг с другом черт египетской цивилизации — ее моральные максимы, формы ее поэзии и прозы — все могут быть поняты как результат основного убеждения, что только неизменяющееся имеет истинное значение».

Наличие высокоразвитых календарей, родословных и анналов древних цивилизаций не противоречит этому взгляду.

Как отметил выдающийся французский ассириолог, «мы должны признать тот факт, что древние жители Месопотамии не рассматривали историю в том же свете, как ее рассматривают, по крайней мере иногда (intermittently), наши современники. Они интересовались главным образом самими собой, и практиче2ски все время оставались довольными существующим»2. Даже для греков вся история сводилась в общем к современной им истории. Более того, время, регистрируемое их солнечными, песочными, водяными и т. п. часами, «более походило на нерегулярное течение реки, чем на строго проградуированный измерительный стержень»'. И если мы наталкиваемся на примеры абстрактных спекуляций относительно огромных промежутко2в (alons) времени, особенно у древних индусов и майя2, мы находим, что, несмотря на то что время являлось предметом сложнейших вычислений, оно рассматривалось только как вечное повторение космического ритма.

В целом в первобытных обществах и в наиболее древних цивилизациях изменение считалось не непрерывным процессом, происходящим во времени, а прерывистым и скачкообразным. Принципиальные изменения в природе рассматривались происходящими внезапно, но неизбежно в круговороте с определенным ритмом. Аналогично этому протекание жизни человека представлялось в виде ряда различных периодов, прерывающихся неожиданными кризисами и переменами. Они внушили les rit'es de passage (обряды прохождения) — ритуальные церемонии, которые, как впервые отметил ван Геннеп', в разных культурах отличаются только деталями, но в сущности являются универсальными.

Действительно, долог был путь от неоднородности мифологического времени с его особыми святыми днями и счастливыми и несчастливыми мирскими днями к однородности физического времени, признаваемой современным цивилизованным человеком.

Тем не менее первобытная идея времени как ритмического повторения стала основой его деления и в конце концов его измерения. Одним из древнейших и наиболее широко распространенных сознательных выражений этой идеи являются мифы о Луне; многие из наиболее древних цивилизаций, к примеру цивилизация Ура, основывались на поклонении Луне. Фазы Луны представляли живой пример вечной повторяемости и служили более очевидной единицей времени, чем солнечный год. В индоевропейских языках мы также находим, что большинство слов для обозначения месяца и Луны происходят от одного и того же корня те, к примеру в латыни мы имеем mensis и metior, «to measure». Кроме того, в религии Древнего Египта имя бога, давшего людям искусство письма и счета, было Тот, бог Луны, который как размежеватель и измеритель времени был покровителем точных и непогрешимых измерений.

Таким образом, несмотря на свою ограниченность, древняя концепция времени имела огромное значение для развития цивилизации. Растущее освобождение человеческой мысли от господства непосредственных чувственных впечатлений неизбежно сопровождалось развитием человеческого осмысления времени и человеческих представлений о вселенной. В то время как первобытный человек стремился наглядно представить себе все процессы природы чисто субъективно и рассматривал их как находящиеся во власти произвольных демонических сил, на которые можно было повлиять с помощью магии, цивилизованный человек был склонен все более и более направлять свою мысль к созерцанию универсального мирового порядка. В этой самой великой революции в человеческой мысли небесные тела играли фундаментальную роль. Ими перестали интересоваться исключительно с точки зрения их непосредственных физических действий, они стали рассматриваться как неизменные мерила времени, гарантирующие надлежащую синхронизацию событий. Таким образом, из первоначального осмысления человеком ритма и периодичности постепенно возникла абстрактная идея всемирного однородного времени. Но эта концепция, как и концепция пространства, не была ясно сформулирована в математических терминах до те1х пор, пока не произошла научная революция XVII века.