Необратимость времени

Аргументы, выдвинутые Льюисом в поддержку его теории симметричного времени, остроумны и сильны. Тем не менее, как проницательно заметила М. Клюф, «нельзя все время полагаться на призрак времени». Несмотря на неоспоримость ряда замечаний Льюиса, они оставляют вне внимания многие важные факторы.

к примеру, конкретный аргумент, с помощью того Льюис пытался обойти свое собственное положение о том, что испускание непрерывной сферической оболочкой излучения, является существенно необратимым процессом, нельзя распространять на другие типы сферических волн. Ибо, как было указано К. Р. Поппером, отсутствие изотропных волн, сходящихся к источнику расходящихся волн, не является присущим только для света и электромагнитного излучения, а имеет место также в случае других видов явлений, к примеру волн на поверхности воды, возбуждаемых каким-либо возмущением в определенном месте. Мы не можем объяснить кажущееся отсутствие временной симметрии в этих других случаях ссылкой на корпускулярную природу рассматриваемых явлений. Вместо этого мы вынуждены признать их существенную необратимость.

Замечательно простой, но изящный пример необратимости был описан Э. Милном в 1932 году. Милн отметил, что любой рой несталкивающихся частиц, движущихся с одинаковой скоростью по прямым линиям, занимавший конечный объем в некоторый определенный начальный момент, в конце концов, то есть через некоторый конечный промежуток времени, станет расширяющейся системой, даже если она первоначально была сжимающейся системой. Хотя Милн рассматривал множество частиц (имея в виду космологическую аналогию), для наших целей достаточно рассмотреть только две частицы. Если вначале они приближались друг к другу, то в конце концов они будут удаляться друг от друга. Но если они вначале удалялись друг от друга, они будут продолжать удаляться и никогда не станут сближаться. Таким образом, простейшая возможная кинематическая ситуация обнаруживает необратимость времени.

Другое обычное физическое явление, то указывает на асимметрию между прошлым и будущим, представляет собою явление соударения. Действительно, хотя полностью упругое соударение можно считать обратимым во времени, мы не можем считать неупругие соударения обратимыми, особенно те соударения, которые нарушают относительное движение, к примеру соударение падающего камня с землей. Обратимость времени в этом случае привела бы к совершенно мистическим явлениям, когда первоначально неподвижный камень вдруг начал бы самопроизвольно подниматься вверх с большой скоростью. В отличие от явления соударения, то непосредственно понятно безотносительно к причине первоначального движения камня, если таковая имеется, об' ратное явление было бы необъяснимым. Ибо, даже если бы мы ввели понятие отталкивающей силы, мы все же не смогли бы объяснить, почему камень начал двигаться

в данный момент, а не в другой.

Более того, область оптических и электромагнитных явлений дает ряд примеров временной асимметрии, о которых Льюис не упоминает. к примеру, в своем изложении эйнштейновской первой теории излучения и поглощения света молекулами Уиттэкер недвусмысленным образом обратил внимание на то, что «так как имеется самопроизвольное излучение, но не самопроизвольное поглощение, то существует асимметрия между прошлым

и будущим».

Анализ Льюиса также полностью игнорирует наблюдателя и условия его восприятия. Так, Льюис не принял во внимание, что мы можем воспринимать только приходящий, но не уходящий свет. Следовательно, если бы время было обратимо и звезды получали свет от нас вместо того, чтобы излучать его к нам, они были бы невидимы. В видимой части вселенной отношение между прошлым и будущим должно совпадать с нашим собственным, по крайней мере постольку, поскольку это касается испускания света.

Норберт Винер проанализировал гипотетическую ситуацию сосуществования с разумным существом, «время того течет в обратном направлении по отношению к нашему времени. Для такого существа никакая связь с нами не была бы возможна. Сигнал который оно послало бы нам, дошел бы к нам в логическом потоке следствий, с его точки зрения, и причин, с нашей точки зрения. Эти причины уже содержались в нашем опыте и служили бы нам естественным объяснением его сигнала, без предположения о том, что разумное существо послало сигнал. Если бы оно нарисовало нам квадрат, остатки квадрата представились бы нам предвестниками последнего и квадрат казался бы нам любопытной кристаллизацией этих остатков, всегда вполне объяснимой. Его значение казалось бы нам столь же случайным, как те лица, которые представляются нам при созерцании гор и утесов. Рисование квадрата представлялось бы нам катастрофической гибелью квадрата — внезапной, но объяснимой естественными законами. У этого существа были бы такие же представления о нас. Мы можем сообщаться только с мирами, имеющими такое же направление времени».